С утра Бус очень жалобно рассказывал о том, что ему не дают. Снова и снова. Его лицо стало более широким, он понемногу выравнивает его с боками, пытается соблюсти пропорции. Он завывал так, что щемило сердце, и, если бы не его толстое отвислое брюхо, я бы ему поверил.
Юнона с утра ругалась матом и закатывала истерики, лезла на стены, обижалась на весь мир и особенно на Буса, а Бус ничего не понимал и недоумённо пожимал лицом.
Утро было раннее, вкусное, тёплое.